Ольна Лемберг
Россия, г. Москва
Гранд-мастер Таро,
писатель, переводчик,
преподаватель и практик
эзотерических дисциплин
Эта статья продолжает «Пушкинский» цикл текстов, в которых я пытаюсь по мере сил выявить и описать тарологические архетипы, вплетенные в тексты величайшего автора отечественной словесности. Первая статья – об Аркане Луны – была опубликована в «Хрониках» примерно год назад[1], но размышлять над этой темой я продолжаю постоянно, имея в виду когда-нибудь выявить всю колоду (или хотя бы Старшие Арканы). Ибо корпус сочинений А.С. Пушкина, несомненно, являет собой целый и целостный мир.
Вроде бы нет сведений об интересе великого поэта именно к системе Таро, но опытный и просвещенный в теме таролог легко заметит удивительную точность настроений, состояний и даже визуальных описаний той или иной карты. По сути, моя задача свелась к тому, чтобы отыскать характерные мотивы Арканов Таро в массиве пушкинских текстов и показать их читателю. Но не все так просто. Уже первое приближение к материалу показало, что как само Таро – любая колода – информационно избыточно, так и мало того, что все Арканы легко отыскиваются в пушкинском наследии, но некоторые представлены столь изобильно, что становится трудно понять, что же выбрать, при том, что поэт всегда в своих описаниях удивительно точно попадал в смыслы Арканов.
А иногда все просто и однозначно: вот, например, III Аркан.
С этой картой в Таро очевидно связываются значения женского счастья, плодородия, материнства. Но вот героинь-матерей в текстах Пушкина (вероятно, в силу непростоты этой темы в личной биографии поэта) не так и много: «очень милая старушка» Ларина, горестные вдовы – матери героинь с одним и тем же именем Мария в «Полтаве» и «Капитанской дочке», изгнанная безымянная царица – супруга царя Салтана и мать князя Гвидона… Пожалуй, больше вспомнят только профессиональные пушкинисты. Но весьма яркий образ Императрицы-матушки мы у Пушкина легко находим.
Напряженный интерес поэта к российской истории, свойственное ему пристальное внимание к вопросам русской государственности, видимо, некое осознание личной и фамильной ответственности (бояре Пушкины были среди тех, кто некогда выбирал на царство Романовых) вновь и вновь побуждало его к описанию острых, ключевых моментов отечественной истории.
И очевидная пушкинская Императрица такова не только по архетипу, но и по «должности». Но удивительно, как точно переданы и характер героини Аркана, и характерная для Императрицы внешность, и общий дух красоты, покоя и благоденствия, царящий вокруг нее и от нее, кажется, исходящий. Она, матушка-Императрица, и есть источник благости.
Итак, на воображаемой нами карте изображено ясное утро плодоносной поры – осени; ухоженный дворцовый парк, вековые липы (липа – очень доброе, мягкое дерево, из липы в России традиционно режут ложки и детские игрушки; и да, Императрица несет в себе очевидные смыслы сытости, достатка, счастливого материнства), спокойная сверкающая вода – Императрица ведь олицетворяет собой саму природу в ее гармоничной, дружественной человеку ипостаси; лебеди – символ царственности и верности, несомненно, белые, цвета чистоты, ясности и целомудрия (лебедей как минимум пара, и предсказание уже однозначно обещает бедной сироте капитанской дочке Маше счастливое воссоединение с возлюбленным); и белый, совсем не формальный наряд самой Хозяйки этого чудесного мира; и смешная белая псинка, придающая картине одновременные легкие оттенки доброй иронии и сентиментальности – кто что увидит):
«Утро было прекрасное, солнце освещало вершины лип, пожелтевших уже под свежим дыханием осени. Широкое озеро сияло неподвижно. Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов, осеняющих берег. Марья Ивановна пошла около прекрасного луга… Вдруг белая собачка английской породы залаяла и побежала ей навстречу. Марья Ивановна испугалась и остановилась. В эту самую минуту раздался приятный женский голос: «Не бойтесь, она не укусит». И Марья Ивановна увидела даму, сидевшую на скамейке противу памятника. Марья Ивановна села на другом конце скамейки. Дама пристально на нее смотрела; а Марья Ивановна, со своей стороны бросив несколько косвенных взглядов, успела рассмотреть ее с ног до головы. Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую… Все в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность...»[2]
И далее хозяйка Аркана действует именно так, как ей подобает по всем канонам Таро: она щедра, милостива, ласкова и приветлива, могущественна, несуетлива. Величественна как богиня и заботлива как мать. Ведь III-й Аркан – чуть ли не самый благоприятный во всей колоде, он всегда обещает спрашивающему успешное окончание трудов, увенчание усилий, благополучное разрешение дел и проблем. Прочитаем же об этом у Пушкина:
«Через минуту двери отворились, и она вошла в уборную государыни. Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. … Государыня разговорилась с нею. “Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние”. Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила»…
Так что эта карта воображаемого Пушкинского Таро никаких сомнений не вызывает. Пушкин все однозначно описал и обозначил. Екатерина Вторая из «Капитанской дочки».
А вот с IV Арканом, с Императором, все не так однозначно. С одной стороны, все очевидно: Пушкина весьма занимал образ Петра I, вплоть до того, что последние годы жизни он посвятил подготовке исторического труда о самодержце, широко пользуясь официальной государственной поддержкой. Однако, как известно, царствовавший тогда и практически лично курировавший проект император Николай I результатов труда не одобрил – уж слишком противоречивым в пушкинском изложении представал основатель Российской империи. Именно это противоречие создает трудности и нам в выборе центрального образа IV Аркана.
«История Петра» осталась незавершенной, но к образу самодержца поэт обращался неоднократно и в художественных своих произведениях. И вот три основных ипостаси Петра Великого вычитываются из хрестоматийных текстов, все три отражают разные оттенки этой важной для поэта фигуры, и все входят в набор традиционных смыслов Аркана.
Император в Таро – основатель и устроитель, победитель, предводитель и лидер, возглавляющий любой процесс – хоть строительство, хоть войну; опора, надежда и гарант; авторитет. Но и – авторитет непререкаемый и возражений не терпящий, есть лишь два мнения – его и неправильное; непримиримый и иной раз тираничный. Несгибаемый и с места несдвигаемый. И при всем том отец, хотя и грозный, но заботливый, внимательный; во всем пример подчиненным и подданным. И вот все эти смыслы Пушкин в Петре как своем герое увидел и описал.
Читаем:
«В углу человек высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову. “Ба! Ибрагим? — закричал он, вставая с лавки. — Здорово, крестник!”… Государь приближился, обнял его и поцеловал в голову. ”Я был предуведомлен о твоем приезде, — сказал Петр, — и поехал тебе навстречу. Жду тебя здесь со вчерашнего дня”… Петр … вспомнил некоторые черты Ибрагимова младенчества и рассказывал их с таким добродушием и веселостью, что никто в ласковом и гостеприимном хозяине не мог бы подозревать героя полтавского, могучего и грозного преобразователя России. После обеда государь, по русскому обыкновению, пошел отдохнуть ... На столах расставлены были бутылки пива и вина, кожаные мешки с табаком, стаканы с пуншем и шахматные доски. За одним из сих столов Петр играл в шашки с одним широкоплечим английским шкипером…».
В глазах бывшего абиссинского сироты Ганнибала Петр, его крестный отец, добр, прост с окружающими, непосредственен в выражении привязанностей, вызывает преданность и являет собой идеальный пример для своего окружения и шире – народа. (К слову – самодержцы, обладатели абсолютной власти часто объявляют и представляют себя «первыми среди равных», «слугами народа», нарочито демократичны и просты и неприхотливы в повседневном быту; недавнее прошлое нашего отечества вполне являло нам тому яркие образцы).
«Он день ото дня более привязывался к государю, лучше постигал его высокую душу. Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная… Россия представлялась Ибрагиму огромной мастеровою, … где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка…»
Таков первый аспект героя нашего Аркана – простой, доступный, демократичный, будто бы вовсе забывший о своем высоком положении великий труженик, приветливый хозяин и заботливый покровитель, чье величие не в парадных знаках положения, а в проявлении истинной ответственности и власти, применяемой для решения реальных задач.
Листаем Пушкина дальше, вот наш герой за мгновение до решающей судьбу войны и дальнейшую расстановку сил в Европе Полтавской битвы:
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза…
Пирует Петр. И горд, и ясен
И славы полон взор его.
И царской пир его прекрасен.
Тут Император – прежде всего полководец-победитель (недаром на картах Императора часто изображают сидящим в спокойном достоинстве, но не снявшим боевые латы). И Пушкин тут подчеркивает именно блистательную, божественную природу власти: вдохновенный свыше, божия гроза, взор полон славы. И Божий промысел в грядущей победе. Это уже не бытовой, не человеческий уровень, это герой – носитель высшей воли, и ясно, что всякая власть – от Бога. Он ужасен – и это священный ужас и трепет… И тем он прекрасен – в отрывке это слово не зря повторяется дважды. Все эти смыслы тоже прочитываются в IV Аркане: власть, слава, божественное благословение всех свершений, вознесенность над обычными смертными, отмеченность свыше.
Вот еще один возможный образ Императора. Тут он предстает как строитель-основатель и еще повелитель не только людей, но и стихий, отвоевавший у волн место для своей столицы:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел.
…И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно…
Несгибаемая, металлическая воля героя Аркана неподвластна времени, Император повелевает стихиями как некий могущественный дух:
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
«Медный всадник», читаемый через образы Таро, вообще необычен по сюжету: простой человек, лишенный амбиций и сверхъестественных способностей, тем более, что по сюжету Евгений безумен, противопоставляет себя грозной, огромной, давящей и карающей силе. 0 Аркан восстает на IV – с предсказуемым для любого таролога, да и просто человека, результатом. Ведь наш Император тут лишен всякой человечности, он снова изображен находящимся наверху, над человеческим миром, в вышине, он медный, беспощадный, его замыслы и воля не считаются с обычной человеческой судьбой; он ужасен (вспомним: Пушкин рифмует этот эпитет с прекрасен, и это неспроста…)
Таков персонаж IV Аркана: добр и беспощаден, прост и величественен, ужасен и прекрасен, человечен и одновременно вознесен на высоту, недоступную пониманию смертных… Он человек и воплощение Божьей воли, поворачивает вспять вражьи полки и речные воды, но по-простому привязан к близким …
Но что же и кто же может быть изображен на условной четвертой карте Старших Арканов Пушкинского Таро? Просто высокий мужчина в парусиновой куртке, с трубкой и кружкой пива, среди корабельных снастей? Офицер-преображенец со шпагой в пушечном дыму? Бронзовый конный памятник над Невой? Три карты, три карты, три карты…
Аркан Луны, о чем я уже писала, в силу своей зеркальной и неопределенной природы умножался, мерцал и распадался на многие картинки; но Император, символ стабильности и определенности? А вот тоже двоится и даже троится, поди ж ты. Шутки Мага, а Магом этой колоды, конечно, может стать только сам Александр Сергеевич.
Но все же. Императрица и Император оба одарены властью, оба правят своим миром, но – разными способами, ведь и Арканы разные. Но в колоде эти карты по номерам располагаются рядом. В реальной российской истории прототип III Аркана приходилась прототипу IV внучатой снохой, отнюдь не супругой. Но памятник в виде бронзового всадника на дикой скале на берегу Невы в основанном им городе Ему поставила – Она, наследница. И оба они остались в исторической памяти с единым эпитетом – Великие. С точки зрения Таро все так и должно быть. Архетипы они такие архетипы)))
[1] См. статью Ольны Лемберг «На небесах печальная Луна: XVIII Аркан в пушкинских строках». «Хроники Таро №1/2020», стр. 58.
[2] Здесь и далее тексты А.С. Пушкина цитируются по академическому Собранию сочинений в 10 т. Издательство АН СССР, 1957 г.