Александр Гулый,
г. Москва
Художник продал картину, на радостях выпил десять
«маргарит», просыпается с жутким похмельем и говорит:
- Эх, а мастерство-то не пропьешь… А жаль…
Народный анекдот
Восьмерка Пентаклей – карта мастерства. Нумерологически связанная с арканом Сила[1], она несет в себе мощь и предлагает выход на высшие уровни взаимодействия с материальным миром, даже на уровень Абсолюта. В восьмерке (8) содержится знак 
бесконечности, лемниската (∞). Впрочем, как и у всего в этом мире, у Восьмерки Пентаклей есть своя теневая сторона. Лемниската легко превращается в петлю, из которой не могут выбраться, в которой задыхаются миллионы талантливых тружеников.
Семерка Пентаклей сталкивала нас с законами природы, говорила об объективной реальности, с которой нам надо считаться, если мы хотим взрастить плоды своих трудов. Восьмерка Пентаклей ставит во главу угла самого труженика. На смену пасторальным сельским ландшафтам приходят очертания города. Сюжет карты отражает отношение к труду человека, который не ждет милостей от природы и подчиняет ее своей воле. Герой аркана активно преобразует реальность без оглядки на время года, а может быть, и на время суток, как делают жители мегаполисов по всему миру, поддерживающие движение своего трудового конвейера, не способные остановиться ни на минуту. Горящие проекты, один за другим, дым из ушей и предсказуемый результат – профессиональное выгорание.
Один из типичных вопросов, с которыми к тарологу приходят клиенты, звучит очень странно: «Чем бы мне заняться вместо моей нынешней деятельности, в которой я хорошо зарабатываю и в которой у меня все хорошо получается?» Находясь в заряженном энергией аркане, где в открытых небесах парит лемниската, клиент чувствует себя не как свободный Маг, а как плененный лев. Он скован, зажат, словно персонаж Восьмерки Мечей, у него все валится из рук, будто палки с Восьмерки Посохов, он готов уйти куда угодно по Восьмерке Кубков, лишь бы чуть-чуть разжать руку капитализма, нежно сжимающую его глотку, и вдохнуть глоток свежего воздуха… Но, как правило, человеку, который «горит на работе», светит лишь глоток алкоголя, какого-нибудь наспех приготовленного перед сном коктейля «маргарита». Между огненной жидкостью и пожаром в душе проходит порой целая жизнь хорошего и талантливого человека. Жизнь, которая могла бы быть намного длиннее, богаче, счастливее…
Каждый работник, дошедший в своем взаимодействии с материей мира до Восьмерки Пентаклей, мечтает стать мастером своего дела. Потому что в этом случае его жизненный расклад видится совершенно другим. Дело, как известно, мастера боится. Мастер управляет ситуацией. У мастера есть деньги. На него есть спрос. Всю черновую, грязную работу за мастера выполняют его подмастерья. Мастер живет по своим правилам и даже если сидит до ночи в мастерской, то не теряет при этом энергии, а наполняется ею. Других трудовой огонь доводит до выгорания, сжигает извне. У мастера же этот огонь – внутри, он горит в глазах, это его личный огонь. Это не огонь бессильного гнева, а священный огонь творчества. Что конфликты с начальством? Начальство можно сменить, а вот мастера не сменишь. Сами небеса покровительствуют ему!
Книгу, посвященную Мастеру, написал очень близкий каждому эзотерику автор, Михаил Афанасьевич Булгаков, человек с пониманием, который знал, о чем говорит, не понаслышке. Читателю невнимательному может показаться, что «трудовая» мораль романа довольно пессимистична. Впервые Мастер предстает перед читателем в психиатрической клинике, затравленный критиками. Те же, кому недостает мастерства, кто в лучшем случае ремесленники, – здоровы, упитанны и имеют спецпропуска в ресторан дома Грибоедова, где их ждут судачки «а натюрель». Если в этом «правда жизни», то какой смысл становиться мастером? Не лучше ли взбираться по пентаклевой лестнице вверх, к спецпропускам, привилегиям, даче в Переделкино? Между тем правда жизни расставляет все по местам…
Олицетворением ремесленника в романе является Иван Бездомный. Стремясь к Пентаклям, которые сулит членство в Союзе писателей, он охотно берется за любые профессиональные задачи, не отказываясь и от темы, о которой не имеет ни малейшего представления. Поэт-конъюнктурщик выстраивает свои стихи технически, не соприкасаясь с ними своей личностью, не вкладывая в них душу; он штампует их, словно диски с уэйтовской Восьмерки Пентаклей. Да, опуская свой талант в толпу, Иван получает минуту славы и сребренники, но автор готовит ему совсем не впечатляющее профессиональное будущее. Сталкиваясь с настоящим Мастером, ремесленник признает свои стихи «ужасными» и бросает дело. Судьба же Мастера решается самым наилучшим образом на Небесах – там, где и положено решаться судьбам людей, соприкасающихся с Абсолютом.
Мастер получает Покой. Любопытно, что этот покой исполнен не столько духовности и света, сколько материального совершенства и теней. Его ждут старый слуга и дом, где ему будет приятно «писать при свечах гусиным пером» и, «подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что ему удастся вылепить нового гомункула». Для него уже зацветают вишни, под которыми он сможет днем гулять со своею подругой, а вечером слушать музыку Шуберта. Это пространство можно сравнить с земным, «грибоедовским» раем, с тем лишь отличием, что его обитателю не придется драться, как ремесленнику, за место под солнцем, надеясь на покровительство свыше: это место уже принадлежит только ему. Покой – это то пространство, где Мастеру не нужно думать о деньгах и квартирном вопросе. Это не его дело. О благополучии Мастера позаботились.
Восьмерка Пентаклей парадоксальна. Она отображает одновременно и ремесленника, и мастера, живущих в разных измерениях и получающих деньги по совершенно разным алгоритмам. Ремесленник на карте в буквальном смысле «заколачивает деньги», находится на конвейере заработка. Монеты, которые мы видим, – это его доход, его хлеб. Он стремится увеличить их объем. Мастер на той же карте делает совершенно другое – он работает с материей, доводит каждое изделие до совершенства. Пентакли, которые мы видим, – это шедевры его профессионального искусства. Он стремится сделать их эталонными, уменьшить различия между ними.
Ключом к пониманию мастерства можно назвать резец, которым работает герой Восьмерки Пентаклей. Этот предмет как символ отсылает нас к великим скульпторам прошлого, которые очень образно, ярко и более чем метафизично дали нам понять, что такое мастерство, а значит, и где лежит путь к полному изобилия Покою. Секрет – в отсечении всего лишнего от объекта внимания, объекта приложения сил мастера. Именно об этом говорили Роден, Леонардо да Винчи, Микеланджело, последний весьма поэтично: «И высочайший гений не прибавит единой мысли к тем, что мрамор сам таит в избытке, и лишь это нам рука, послушная рассудку, явит». Великий мастер говорит нам удивительное: оказывается, он не создает ничего Своего. Он видит суть вещей и являет вещи миру в этой их сокровенной сути. Только и всего…
Аналогию с камнем, от которого нужно «всего лишь» отсечь лишнее, можно перенести на любое другое мастерство, будь то разделывание туши двумя-тремя уверенными движениями ножа мясника, лечение больного, при котором врач сквозь симптомы видит корень болезни, или управление проектом, в котором менеджер понимает, как связать между собой части именно этой бизнес-системы, видит ее единым организмом. Или, например, как это сделал мастер Чехов применительно к литературе. Антон Павлович наставлял ученицу следующими словами: «Ваши вещи местами кажутся растянутыми, загроможденными, в них нет той компактности, которая делает живыми короткие вещи. В Ваших повестях есть ум, есть талант, есть беллетристика, но недостаточно искусства. Вы правильно лепите фигуру, но не пластично. Вы не хотите или ленитесь удалить резцом все лишнее. Ведь сделать из мрамора лицо – это значит удалить из этого куска то, что не есть лицо» (письмо E. M. Шавровой-Юст).
Что лишнее в лице? Все, что не есть лицо. В более общем смысле, в применении к Восьмерке Пентаклей, к принципу мастерства, лишнее – все, что не является пентаклем в руках мастера. Лишний и сам мастер. Его желания, его страхи, его Эго, стремление наполнить шедевр собой являются преградой на пути жизни, мешают ей явить себя в своем совершенстве. Восьмерки Таро акцентируют наше внимание на движении, и каждая карта – особенная в этом отношении. В Восьмерке Пентаклей мы видим смену объектов при статичном положении человека. Пентакли движутся через руки мастера, жизнь движется через его сознание. Она течет через него. И чем более сфокусирован мастер не на себе, а на этой жизни, чем более чистым фильтром восприятия он является, тем совершеннее, живее его творения.
Данный феномен замечательно отражает дзэнская притча о придворном художнике, который попросил у императора три года и три дня, чтобы написать Гималаи на стенах дворца. Три года он провел в горах, чтобы стать их частью, раствориться в них. Прошли три года, художник вернулся и расписал стену в три дня. В восхищении император осматривал Гималаи, которые были словно живые, и вдруг увидел нарисованную тропинку в горах. «Куда она ведет?» – спросил император художника. «Мы можем пойти посмотреть», – предложил мастер. Они пошли по тропинке и больше не вернулись…
Мастер взаимодействует с Абсолютом, имеет пропуск в Вечность, знает туда дорогу, а иногда переселяется туда на ПМЖ, подобно главному герою Булгакова, практически полностью выпадая из социальной реальности. Что происходит при этом с мастером? Как Абсолют меняет его личность? На этот счет у нас есть определенные ожидания. Мы ждем, что взгляд в Вечность изменит его, возвысит. Но мастера далеко не обязательно становятся святыми. Вспомним Мастера Булгакова – умея подниматься до вершин духа, он живет в нашем измерении на весьма низких вибрациях: отчаивается и унывает, злится и ненавидит, отказывается от своего творения по причине «внешней референции», совершает по сути тот же тип предательства, что и его герой, Понтий Пилат. Его роман – это Сила, но сам Мастер как личность откровенно слаб. Нас ждет определенное разочарование. Мастер – не обязательно достойный человек, заслуживающий своей жизнью Свет.
Как меняет мастера Вечность? Это покажется удивительным, но корректнее всего сказать – никак. В мастере Абсолют встречается не с мастером, а с Абсолютом, с самим собой. Мастер является лишь свидетелем этой встречи, а если посмотреть с точки зрения дзэн, и это определение не соответствует действительности, потому что на этой встрече никакого свидетеля, никакого третьего нет. Может быть, именно поэтому Булгаков и не дает своему герою ни имени, ни фамилии. Тот, кто написал роман об Иешуа, о Понтии Пилате, – это сама Вечность, для которой не существует преград между прошлым и настоящим, между телом и душой, между словами и замыслами людей. В романе воплотилась Истина, сама Жизнь, недаром строками романа о Пилате Воланд спокойно рассказывает священную историю…
Мастер Булгакова слаб в социальном измерении, где ремесленники яростно конкурируют между собой, где «талант» измеряется деньгами и оценивается бездарностями. Для того, кто отмечен лемнискатой, мало быть Магом; ему нужно иметь внутреннюю Силу, чтобы не скатиться на этот уровень бессмысленной борьбы и жажды почестей от невежественной толпы, не стать снова ремесленником и не получить ту же восьмерку-петлю и коктейль «маргарита» по вечерам. Сколько Мастеров пошли по этой дороге и ввергли себя в вечный цикл бессмысленного труда ради прибыли? Они купились на престижную работу, где им дали неинтересные, рутинные задачи, променяли Покой на пустоту, отказались от Мечты. Как Николай Иванович, сосед героини романа Булгакова, который оказался слишком приземлен для того, чтобы улететь с ведьмой Наташей к новой жизни и потом горько жалел об этом, глядя вечерами в небо.
И, тем не менее, в отличие от Николая Ивановича, Мастера не теряют связи с Вечностью, даже если пьют водку не с томатным соком, а в чистом виде. Мастерство, как известно, не пропьешь. Пьяница-столяр сделает для любимой дочки на день свадьбы неземной красоты кухонный гарнитур; пьяница-ювелир, получив вдруг интересный заказ, «подкует блоху», создаст драгоценную миниатюру; забулдыга-врач, увидев внезапно упавшего прохожего, совершит невообразимую операцию, взяв вместо скальпеля подвернувшийся осколок стекла, и спасет умирающего. Почему мастерство не пропивается? Возможно, потому, что рукописи не горят.
Парадоксальное высказывание может намекать на все ту же, знакомую уже нам природу создания шедевров. Это происходит не в земном измерении, подчинено не земным законам, существует за пределами человеческих страхов или желаний, независимо от Мастера. Если рукопись являет себя миру, нисходит из Абсолюта на низший план бытия, не в воле человека влиять на этот процесс. Как говорил Иешуа Понтию Пилату, «перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил». Рукопись, как и многие произведения искусства, рождается сама и живет своей собственной жизнью, порой даже вопреки воле создателя.
Решиться стать Мастером – значит отказаться от очень многого: от славы, денег, всех мирских благ. Переместить сферу интересов вовне, стать наблюдательным, любознательным, открытым, чутким, а в одном из циклов движения по лемнискате – максимально эмпатичным, воспринимающим: настолько, что жизнь наконец-то явит свою сокровенную суть. «Никогда и ничего» не бояться, потому что «это неразумно». И ничего не просить у сильных мира сего, потому что «все будет правильно, на этом построен мир». Что-что, а покровители обязательно найдутся, если у Мастера есть настоящая Маргарита, если в нем живет Любовь.
[1] В английской традиции эзотерического Таро, где Сила — восьмой мажорный аркан. — Прим. ред.